уровня честный король – лучший из тех уникальных судей, которые в одиночку лучше, чем двенадцать. И поэтому я, король Медиа, лучший судья на этой земле.

Подданные! Пока я живу, я буду управлять вами и судить вас сам. И пусть вы здесь становились на колени передо мной, и пока вы не стали землёй и в ней не пустили корни растения, ответы на ваши обращения вы будете получать от этого трона. Я – король, вы – подданные. Я командую, вы повинуетесь. И в этот час я издаю декрет, что впредь никакая тарабарщина о защитах и разделениях не будет услышана на этой земле. Ради крепкой защиты и неразделимости как препятствие против мятежа я представлю человека, который снова произнесёт эти же великие слова. Хо! Копьеносцы! Смотрите, чтобы эти колена оставались здесь до захода солнца.

Солнце прошло середину дневного пути, и, сняв свою корону и поместив её на возвышении для преклонения так, чтобы она была видна всем преданным ему островитянам, король Медиа сошёл со своего места и опять предстал перед нами добродушным хозяином.

Глава LX I

Инкогнито

После отдыха в тот день и несколько последующих мы непрерывно принимали посетителей с соседних островов, чьи жители на флотах и флотилиях скапливались вокруг Одо, чтобы узреть гостей своего господина. Среди них оказалось и много посыльных от соседних королей с ласковыми речами и подарками.

Но было бы бесполезно вдаваться в подробности наших различных интервью о наших путешествиях, раздававшихся королевским посланцам ради исчерпывающих ответов относительно нас самих.

На третий день, однако, была замечена таинственная личность, непостижимый инкогнито, с которым иногда сталкиваются, пересекая затенённую башней Площадь Предназначений в Лиме. Она была окутана в тёмную одежду из таппы, оттянутой и заплетённой на конечностях, и одной рукой закрывала лицо так, чтобы выставить только один глаз. Но тот глаз был целым миром. Сначала он зловеще уставился на Йиллу, а затем на меня, но уже с иным выражением. Однако большая толпа так шумела, пока бездонный глаз смотрел, что, наконец, он казался совсем не глазом, а духом, навсегда проникшим в мою душу. Часто я стремился приблизиться к нему, но он уклонялся от меня, вскоре повторно появляясь.

Указывая на его появление Медиа, я попросил его, чтобы тот предпринял меры, дабы узнать, кто это, и чтобы рассеять мои подозрения относительно бестелесности этого существа. Он ответил, что любезность к инкогнито была священна. И до такой степени, при которой плетёная ткань одежды и покрывало обеспечивали, словно замок, его неузнаваемость. Наконец, к моему облегчению, фантом исчез и не был больше замечен.

Многочисленные и пылкие приглашения нанести визит стали признанием нашей славы. Но мы пока не торопились ими воспользоваться, предпочитая прочно утвердиться в сердце Медиа до столкновения с превратностями скитаний. Во множестве знакомых – меньше безопасности, чем в одном верном друге.

С того времени, как мы принимали эти любезности, и на четвёртое утро после нашего прибытия на здешний берег причалили и высадились три черноглазые девицы, жгучие брюнетки, облачённые в длинные разнообразные одежды и с пёстрыми цветами на своих головах.

С бурными приветствиями незнакомки были сопровождены в мою обитель старым седовласым слугой Медиа, кто с прощальной интонацией пробормотал: «От королевы Хотии», после чего отбыл. Удивлённый, я промолчал и поприветствовал их.

Первой, с широкой манящей улыбкой, проплыла передо мной разукрашенная Ирис, пронеся свой цветок, словно корабельный вымпел. Следующая за ней представила три разноцветных розы Цирцеи с фиолетовыми прожилками, с росой, всё ещё цепляющейся за их лепестки. Третья вручила мне бутон мускусной розы, означающий чёлн Венеры.

Спасибо за вашу признательность! Теперь ваше послание. Впервые с начала этого приёма, любезно устроенного, они переглянулись; затем обладательница ириса обаятельно произнесла:

– Мы пришли от Хотии, чью мускусную розу вы держите.

– Благодарю Хотию; бутон очень ароматный.

Она указала на чёлн Венеры.

– Он также сладок; спасибо Хотии за её цветы. Прошу, принесите мне ещё.

– Он дразнит нашу владычицу. – И, ускользая от меня, они обворожительно взмахнули руками, словно ореховыми ветками, оставив меня в покое и удивлении.

Когда я сообщил Медиа об этой сцене, он улыбнулся; странные намёки посылала Хотия, но он знал, что они означают.

Сначала эта история причинила мне немалое беспокойство, поскольку многое в ней удивило; но в новых радостях нашего пребывания в Одо она скоро вылетела из моей головы; однако с течением времени я кое-что услышал про королеву Хотию.

Глава LX II

Тайи удаляется от мира

Через некоторое время, когда незнакомцы уже не приплывали в мелководье, как прежде, я предложил нашему хозяину совершить экскурсию по его доминионам, настроившись увидеть что-то ещё и тайно лелея надежду на выбор места жительства, более приятного моему взыскательному вкусу, чем то, что мне уже предназначили.

Экскурсия – приятная, как оказалось, – привела к решимости с моей стороны оставить Одо. Всё же отъехать нужно было не очень далеко, только на десять или двенадцать ярдов, к небольшому зелёному кустистому островку, одному из многих, которые тут и там, повсюду вокруг главного острова, скрывались, как гнёзда птиц в ветвящихся стволах коралловой рощи, корни которой глубоко пронизали его основание. Между этими островками и главным островом, имеющими широкие отлогие берега, находились неглубокие отмели, достаточные для пропуска каноэ. Один из этих островков был лесистым и возвышающимся, как дерево в море. И здесь, с разрешения Медиа, я и решил поселиться.

Медиа скоро уступил, но не прежде, чем мой переезд был подготовлен. Связанные вместе изогнутые ветви были плотно покрыты соломой. Покрытыми соломой были также и стены с тёмно-малиновыми листьями пандануса, чьи длинные раздвоенные концы, поднимаемые бризом, вызывали сравнение со вспыхивающим пламенем. Тростник, уложенный на пальмовые стволы, образовал пол. Очень упругий! Популярный на всём Одо, в среде вельмож, он придаёт некую плавность движениям человека, которая по этой особой причине может быть расценена как добрая составляющая прославленного прекрасного благородного духа.

Ипохондрик! Опробуй упругий настил! Он должен так приятно и мягко встряхнуть тебя, что прогонит застойные мысли, покрывающие твою подобную заросшему пруду душу.

Таково было моё жильё. Но я не упоминаю о разных малых аксессуарах тропического домашнего хозяйства: калабасах, кокосовой кожуре и рулонах прекрасной таппы; ранее, сидя с Йиллой под моим деревом, я огляделся и не захотел ничего более.

Но что же Ярл и Самоа? Почему Ярл не должен иметь причуд, как и я сам? Как рыцарь в палатке, он расположился прямо напротив меня на большой земле, в небольшом вигваме в роще.

Но Самоа, не в пример своему товарищу, всё ещё оставался в лагере хеттов и иевусеев Одо. Отвлекал внимание мужчин, занимая их досуг своими изумительными историями, и девушки искренне изумлялись его хитроумию.

Когда я переехал, то оказался абсолютно недосягаем в своём жилище: указ Медиа запрещал неупорядоченные визиты. Но трижды в день у меня появлялся говорливый старик с продовольствием.

Так вот изолированный, я всё же не смог полностью уклониться от приглашений жителей соседних островов, которые часто проплывали мимо, медленно гребя вёслами и искренне сожалея относительно моего переезда. Но поскольку они скользили на удалении и никогда не пытались причалить, то их случайная близость не сильно беспокоила меня. Но время от времени по вечерам, когда опускались тяжёлые и плывущие тени, тусклые проблески каноэ, казалось, следили за мной, паря на месте, как призраки. И однажды в неподвижной ночи, заслышав близкую рябь приближавшейся лодки, я двинулся к одному из них навстречу, но призрак быстро скрылся.

Той ночью Йилла дрожала во сне. «Водоворот, – бормотала она, – мягкие мхи». Следующим днём она пребывала в мечтательности, задумчиво теребя гиацинты или пристально глядя на лагуну.

Глава LX III

Одо и его правитель

Пришло время продолжить дальнейшее описание острова и правителя.

И сперва о Медиа: галантном джентльмене и короле.